Слезятся глаза и щитовидки

В мае 2018 года в мою карту впервые вписали диагноз тиреотоксикоза (другие названия — диффузный токсический зоб или болезнь Грейвса). Это аутоиммунное заболевание: антитела начинают атаковать щитовидную железу, а
та в свою очередь начинает работать как угорелая, производя намного больше гормонов, чем обычно. Гормоны щитовидной железы отвечают за метаболизм, так что он сильно ускоряется. В школьных учебниках биологии человеку с этим недугом на иллюстрации добавляли не только увеличенный зоб, но и глаза навыкате — это классическая картина запущенного гипертиреоза. 

Другие симптомы — постоянная
слегка повышенная температура, потеря веса при сохранении или даже повышении аппетита, учащённый пульс (выше 100-110), тремор конечностей, тревожность. В
некоторых источниках есть информация, что одновременно могут развиваться другие аутоиммунные заболевания. Но всё это теория, которую можно отыскать в поисковых системах — а на практике, как обычно, всё немного отличается. Я хочу рассказать о своём опыте, потому что чем раньше начинается лечение любого заболевания, тем легче идёт
процесс, тем меньше будет некомфортных последствий и страха. 

Диффузно-токсический зоб — заболевание не самое опасное, но весьма неприятное. Нет точных данных о том, что его запускает в первый раз и что может спровоцировать рецидив в будущем. А сначала тебе просто становится плохо, необъяснимо плохо, и не на пять минут, а без перерывов. И, как с аппендицитом, о котором я знала, кажется, всё, но который в двадцать пять лет не смогла распознать ни по одному симптому, заболевание щитовидной железы тоже может проявлять себя не «по учебнику».  

Потеря веса не всегда происходит так резко, чтобы можно было заметить это по внешности. Я просто на первых порах начала чуть больше есть,
а вес стоял на месте. Когда ты приходишь на работу к девяти и уходишь домой в восемь, а то и девять вечера, не всегда получается держать в голове рацион. Весов у меня дома не было, потому уход веса я заметила только
тогда, когда вещи начали становиться свободными, но и это я списала на повышенную профессиональную нагрузку. На этот момент при росте 165 сантиметров я весила 45 килограммов. 

Тремор пришёл с рук. И только когда я чуть не упала с эскалатора в
метро, потому что задрожали руки и ноги, закружилась голова и застучало в
висках, я ощутила себя действительно больной. После привычных физических нагрузок начиналась тошнота, а потом и
вовсе перестало получаться давать себе привычную нагрузку. Тёплые помещения казались
растопленной баней. А ещё я рыдала — и это тоже симптом, а не слабость характера.
Сначала я рыдала раз в неделю вечером. Потом два раза, а потом по
пять-шесть раз, иногда в обеденные перерывы в туалете.

Этот период совпал с приходом новой руководительницы, которая
плотно взялась за моё «перевоспитание» — потому мне казалось, что реакция вызвана
именно её давлением и что я просто слабая личность, которая не может выдержать
конфликта. Она, в свою очередь, любила говорить, что я «невротичка», принимаю
всё близко к сердцу и что надо работать над собой. Многие это говорили.
Кто-то намекал, что «мужика не хватает» — у нас же это универсальное лекарство от всех болезней. Сейчас я понимаю, что с нормальным уровнем тиреоидных гормонов я бы и не заметила существования этой женщины.

Простуды стали чаще и протекали дольше. В одну из простуд я закапала в заложенный нос сосудосуживающие капли, не зная, что
у меня тиреотоксикоз, который является прямым противопоказанием к ним. Пульс подпрыгнул так, что я чувствовала сердцебиение всем телом, я думала, что
попросту опрокинусь на месте без причины. Как раз тогда я прошла обычное обследование у терапевта: печень, сердце, желудок, кишечник. Диагностика ничего не показала. Про
щитовидную железу ни у кого и мысли не появилось, тем более у моих родственников не было её заболеваний. 

Я уволилась с работы — думала, что страдаю от нервного напряжения, и если уйду, всё пройдёт. Это не помогло. К тому же появились проблемы с концентрацией. Внимание стало сбивчивым, я не могла сосредоточиться, новая информация плохо «загружалась» в память, а «поиск» старой отнимал много времени. Меня допустили к стажировке в одной уважаемой юридической фирме, и за два дня я показалась самой себе ужасно тупой: ничего не получалось делать быстро и правильно. Я попросила перенести сроки стажировки по причине болезни, но мне отказали. Как раз в это время пришли результаты анализа на гормоны, который в какой-то момент мне всё же назначили — и оказалось, что щитовидка вырабатывает в пять раз больше гормонов, чем надо. Врач объяснила, что как только мы стабилизируем гормоны, умственная
деятельность вернётся к своему привычному темпу. Наконец-то стал ясен диагноз — и можно было двигаться вперёд, а не просто чувствовать себя развалиной. 

Радость оттого, что всё прояснилось, быстро прошла. Тонны информации в интернете не успокаивают,
а скорее пугают и без того тревожного человека с зашкаливающими гормонами. Врачи то
советуют не волноваться, то тоже пугают. Люди на форумах жалуются, что
последствия лечения так же неприятны, как сама болезнь, и что болезнь имеет
свойство неоднократно возвращаться. В голове запускаются темы «как же так, мне всего двадцать пять лет, а я уже с дефектом», «а что, если
лечение не поможет», «а нужно ли вообще что-то лечить». Очевидно, что нужно.

Вариантов лечения несколько: таблетки, удаление щитовидной железы и
радиоактивный йод. После удаления железы или применения йода нужно заменить функцию щитовидки приёмом гормонов извне — это пожизненный ежедневный приём лекарства. Но начинают в большинстве случаев с таблеток. В России сейчас
представлены два лекарства: тиамазол и пропилтиоурацил. Первое стоит копейки и
применяется чаще, второе назначают беременным и тем, у кого началась
непереносимость первого — а стоит оно в разы дороже.

Мне назначили первое лекарство. На форумах некоторые жаловались, что на него бывает аллергия и обычно она начинается на четырнадцатый день приёма. У меня
началась на пятнадцатый. Крапивница была по всему телу, а сразу пойти к аллергологу я не догадалась. Меня госпитализировали, в
больнице два дня внутривенно вводили преднизолон, продолжали давать тиамазол и
пугали отёком гортани и летальным исходом. Потом лекарство всё же отменили.

Пожилая женщина, которая лежала в одной палате со мной, постоянно
рассказывала мне одну и ту же историю о том, как умерла её молодая дочь. Потом
она добавляла, что у меня-то, конечно, всё будет в порядке — а затем снова про
смерть своей дочери. И когда на третий день мне предложили опять ввести преднизолон,
а бабуля рассказала про смерть, я собрала вещи, выписалась и помчалась к
аллергологу. Врач в этот день принимал только по предварительной записи. Я
разрыдалась прямо под кабинетом и попала на приём — и до сих пор очень
благодарна доктору за оперативность. Крапивницу сбивали больше двух недель уколами, таблетками и мазями. Некоторые знакомые советовали мне пропить
курс успокоительных для излечения крапивницы — но это не результат стресса, а аллергия на лекарство, и лечить её нужно было адекватно. 

Для лечения гипертиреоза меня перевели на пропилтиоурацил. Гормональный уровень постепенно шёл к
стабилизации, и тут препарат пропал из всех аптек города. Возвращаться на тиамазол, вызвавший аллергию, было не радужной перспективной, а перерыв в лечении на неопределённый срок грозил удалением железы. За год до этого мне удалили аппендикс, и желания опять ложиться на операцию совсем не было. Знакомые пересылали мне остатки пропилтиоурацила из Москвы курьерской
доставкой, что выходило в копеечку. Запасов хватило ровно до октября, когда он снова появился в продаже — правда, по новой цене. Если раньше лекарство стоило 700–1000 рублей, то теперь его цена — от 1000 до 1400 рублей; производитель при этом стоимость не менял. В упаковке двадцать таблеток, и на начальном этапе нужно принимать по три в день — то есть пачки хватает на неделю; позже дозу снижают до одной таблетки в день. 

Ещё одна неприятная сторона лечения — это промежуточные анализы.
Районный эндокринолог не щедр на направления, потому, если есть сильное желание
не перейти из гиперфункции железы в гипофункцию, приходится проходить
обследование чаще, уже за собственные средства, и корректировать дозу препарата с
другим врачом. Средний срок лечения — полтора-два года, потому важно запастись терпением, деньгами и верой в то, что всё получится. Могу сказать, что, судя по выдаче поисковых систем на запросы на английском, подход к лечению у нас не отличается от европейского.

Правда, в интернете может подстерегать другая опасность: множество людей призывают ни в коем случае не принимать лекарства. Препараты
представляются как некое зло, которое нанесёт ещё больше вреда, чем болезнь, причём непоправимого. Потом предлагаются альтернативные методы: чаи и настойки,
а также (что же ещё предлагать при проблемах с щитовидной железой)
янтарь на шею. Кто-то рассказывает о чудесных историях самоизлечения. На самом деле уровень гормонов щитовидной железы (Т3 и Т4) в некоторых случаях может нормализоваться самостоятельно, но диагноз болезни Грейвса ставят не только на основании их повышения — должно быть подтверждено и наличие антител. Если они есть, то без лечения организм не справится. 

Параллельно с лечением идёт медленное восстановление
организма: проходит тошнота от жары, тремор становится менее выраженным,
возвращается вес, уходит тревога. Многие жалуются, что возврат веса проходит
негладко. Если ушло пять килограммов, то вернуться может десять, преимущественно
в области живота и бёдер (мой привычный вес до болезни был 49 кг, теперь даже с физическими упражнениями я стою на месте и вешу 52 кг). Выпадают волосы — в
моём случае убранные из водостока комочки занимали почти всю ладошку. Могут появляться отёки — у меня до сих пор тяжёлым грузом висят мешки над глазами. Врачи советуют «перетерпеть» и «не обращать внимания», но это нелегко. К тому же нормализация
уровней гормонов не гарантирует, что глаза не продолжат раскрываться и
выпучиваться — у меня шире раскрылся правый, который до сих пор не вернулся к прежнему состоянию. Стоит посетить офтальмолога-эндокринолога, о существовании которого я узнала
совсем недавно.

Мне помогает
восстанавливаться йога. Как только врач разрешила вводить физические
нагрузки, я пришла на первую тренировку, чтобы хоть чем-то себя занять и меньше переживать. Йога хороша тем, что она не поднимает пульс так сильно, как силовые тренировки или аэробные нагрузки — он и так остаётся ускоренным какое-то время, даже когда лечение началось. К тому же в йоге можно подобрать направление той
интенсивности, которая подходит на конкретном этапе лечения.

Кто-то из инструкторов не рад ученикам с болезнями, кто-то вовсе
игнорирует факт наличия заболеваний. Но я всё равно считаю правильным уведомлять
человека о моём состоянии. В итоге мне повезло с инструктором, который
рационально подошёл к вопросу, изучил информацию и поначалу корректировал программу занятий для меня. У меня дрожали руки и ноги: вместе с жировой массой при
похудении ушла и почти вся мышечная. Думаю, отжаться в тот момент я бы не смогла ни разу, хотя за год-два до этого ни пробежки, ни подтягивания с отжиманиями не были проблемой.

Маленькими шажками, без резких движений ты постепенно
возвращаешь себе мышцы и одновременно не даёшь телу отекать. Кроме того, ты учишься
расслабляться и размеренно дышать. Я против какой-либо самодеятельности в
этом вопросе, потому всё делала только после согласования с врачом — будь то начало тренировок, приём витаминов или коррекция дозы препарата. Никаких особых диет при болезни Грейвса нет. Кто-то из врачей
запрещает употребление морской соли и морепродуктов (это источники йода), кто-то допускает всё
перечисленное, но в малых количествах. Все сходятся во мнении, что нельзя принимать йод в
составе лекарств или добавок.

С поддержкой дела обстоят всегда по-разному. Я
сначала не хотела никому рассказывать, мне было даже стыдно, что я переживаю из-за такого «простого» заболевания. Потом я решилась и поделилась с друзьями и
некоторыми знакомыми новостями о болезни и трудностях, которые она мне создаёт. Были люди, которые написали слова поддержки — но их было немного. А ещё были те, кто ткнул меня носом в то, что
болезнь не смертельная и не страшная, что я попросту ною. Кто-то даже сказал,
что болею я от безделья, что не хочу работать, и потому организм меня прикрывает
таким любопытным способом. Когда я попросила у отца немного денег на лечение и
восстановление, он сказал, что выгляжу я вполне здоровой и мне нужно
принимать меньше таблеток, которые прописывают врачи. Я понимаю, что никто не желал мне зла — просто каждый строит суждения на основе собственного опыта.

Конечно, неприятно и страшно осознавать, что уже в двадцать пять
ты болеешь чем-то намного сложнее простуды — но по собственному опыту я поняла,
что паника только отнимает время и не даёт принимать рациональные решения. Бывают ситуации намного хуже, и даже в таких случаях люди находят силы бороться,
работать, что-то исправлять и искать варианты.