Глаза слезятся после ринопластики

Когда люди слышат, что кто-то сделал пластическую операцию, то часто начинают критиковать и осуждать этого человека. А сколько шуток отпускается по поводу звезд, сделавших ринопластику.… Как только ваша знакомая заявит, что хочет исправить нос, вы сразу же начнете ее отговаривать: мол, зачем тебе это надо, у тебя и так хороший нос, есть носы и похуже у людей. Мне кажется, лицемерно говорить человеку, что у него нормальный нос, если очевидно, что это не так. Человек еще больше расстраивается. В первую очередь, из-за того, что он не находит поддержки у близких ему людей. Но если вы сами сделали операцию — вы так не поступите.

Почему-то считается, что пластические операции делают только люди с несложившейся личной жизнью (и им это помогает выйти замуж), или закомплексованные, или девочки, насмотревшиеся глянцевых журналов, и мечтающие быть похожими на любимую актрису, певицу и т.д. Это прямо штамп какой-то. Мало кому приходит в голову, что люди просто хотят быть красивее и лучше для себя самих. Ведь закомплексованной и без мужа можно быть, и с идеальным носом!

Еще многие думают, что ринопластика — просто дурь, прихоть и лишнее. Так не считают лишь те, кто собирается (всерьез) делать рино сам или уже сделал это. Одно дело сказать, что нос тебя не устаивает, другое – пройтись по медицинским центрам, поговорить с врачами, покопаться в Интернете, поговорить с теми, кто прошел через это.

 

Вышла из дома как обычно: как будто на учебу или по магазинам пошла. Перед выходом сфотографировала еще раз свой нос — так сказать, для истории. Договорилась с мамой и парнем, что встретимся в клинике  в 14.45, но когда я пришла, там еще никого не было. Меня провели на 2 этаж, где находится операционная и офис. Когда я поднималась по ступенькам, мне почему-то хотелось плакать. То ли от страха, то ли я сомневалась в правильности своего решения. Меня посадили в офисе и оставили ждать хирурга. Я слышала какие-то звуки из соседней комнаты. Судя по всему, там шла операция… Мне стало дурно. Второй раз мне захотелось плакать, когда из операционной вышла медсестра в спецодежде. Неужели вот эти люди будут меня резать? Для них это просто работа, ежедневная работа, а для меня это важный шаг. Вышел врач. Это не Юрий Иванович.

— Вы на операцию к Юрию Ивановичу? Ну, слава богу! Оказалось — это анестезиолог. Он дал мне какие-то бумажки прочитать и подписать. Поспрашивал о здоровье. Потом из операционной стали выходить люди. Конфетки разложили на столе. Ах, сегодня же 23 февраля.  Пришел и Юрий Иванович.

Пока я сидела, мне не было страшно. Не знаю почему. Потом я спросила у анестезиолога, не сделает ли он мне успокоительный укольчик. А он сказал, что мне не надо, что я уже готова.

Мне дали пакет и сказали идти переодеваться. Там были длиннющие штаны и огромная рубашка из тонкой ткани и еще два носочка. Прикольно. Ах да, совсем забыла. У меня были бусы из жемчуга. Не знаю, как, но они придают мне уверенности. Я спросила, могу ли я их оставить. Могу.

Меня повели в операционную. А ничего. Там уютненько. Я легла на стол (абсолютно не боялась).

— Ну, как, тепло?

— Да нет, холодновато тут у вас

Потом я поджала ноги.

— Не-не-не, девушка, так на столе не лежат. Ноги надо вытянуть ровно.

— Так холодно же.

Тогда они вспомнили, что подогрев стола не включили. Я больше всего боялась, что мне будет холодно, я замерзну и простыну. Медсестра стала привязывать мне руки. Это чтобы не сбежала? Потом анестезиолог искал вены. Я сказала, что около локтя у меня вен нет. Он долго их искал. Уколол около локтя, поковырял — нету. Потом колол в кисть — там вены есть. Если бы меня не привязали, я бы его точно стукнула. Медсестры велели снять бусы. Я возразила, что врач мне разрешил. Но потом все-таки их сняли с шеи, и одели на руку. Анестезиолог сказал, что сейчас вколет лекарство и может быть немного больно. Когда мне делали укол, я прямо извиваться стала. Боль адская. Думала, что мне сейчас руку оторвут. Рука стала неметь. Я хотела еще что-то сказать, но отключилась. Ощущение тепла по всему телу. И было так приятно, что скоро будет у меня новый нос…

Приоткрываю глаза. Вижу свет, очертания людей, склонившихся надо мной. «Блин, — думаю, — анестезия закончилась». Во рту пересохло. Прошу, точнее бубню, что бы мне еще вкололи анестезии — эта отходит. Потом вижу смутно, что кожу какими-то крюками держат. Нет, лучше закрыть глаза. Потом слышу, что-то хотят делать с колумеллой. Я говорю, чтобы мне снизу, около губы, добавили как на картинке (принесла свой нос, каким я хочу его видеть). Интересуюсь, видели ли они выступление кандидатов в президенты. Чувствую, как пихают вату. Тоже больно и противно. Затем накладывают гипс и жмут мой нос. До этого еще слышала, как давили и гнули кости около носа так, что они трещали. Вообще-то меня предупреждали, что в конце операции я буду просыпаться. Это был самый страшный момент до операции, когда я думала, что проснусь на середине операции и увижу все. Но мне в тот момент, когда я стала просыпаться, было так пофиг все. Я даже советовала врачам, как именно мне делать.

Голова как не своя. Мне помогают подняться и ведут в палату. Там кладут на кровать и накрывают теплым одеялом. Так приятно. Я то смотрю на потолок, то закрываю глаза. Помню, что по часам в операционной я заметила, что операция началась в 17.30 и закончилась в 19.00. Казалось, в палате пробыла недолго. Пришел Юрий Иванович. Посмотрел, что-то мне говорил. Я сказала, что под наркозом и плохо соображаю, что бы сказал потом маме и парню.Поехала домой. Тем более, что я живу в 300 метрах от мед центра. Я не люблю палаты и врачей. Я их боюсь. Меня повели одеваться. Шатало. Проходя мимо операционной, я видела человека на столе.

 

Утром пришла мама. Принесла котлеток, пюре, морсика. Я иногда удивляюсь маме. Она сначала была против рино, пыталась разубедить: сказать, что мне это не надо. Потом, после слов: “Вечно я иду у тебя на поводу” успокоилась и стала меня поддерживать, как никто другой. Постоянно успокаивала вместо слов “я же говорила» или «ты сама этого хотела».

Себя я фотографировала несколько раз в день. Так сказать, для истории. Под носом нужно было менять бинт. Часто, потому что шла кровь при каждом движении. Еще нос болел. Точнее, пек. Туда столько ваты запихали, что он вдавливал кожу в гипс.

Ночью опять пересыхал рот. Несколько раз просыпалась, но уже реже. Голова не болела и нос тоже. Захотелось посмотреть телевизор. Поэтому пришлось подняться и подложить подушки. Тут же начал болеть нос. Не то чтобы сильно болеть, а, скорее, жечь. Все-таки сидя нос болит, и полулежа болит, и когда встаешь немного темнеет в глазах и кровь словно приливает к носу. Так что в туалет приходиться ходить как можно реже. Что, в принципе, трудно сделать — воды я пью много. Мне сказали, это для того, что бы наркоз выходил быстрее.

 

Когда Паша собирался уходить на работу, я попросила, чтобы он положили рядом со мной все необходимое: пульты, воду с соломкой, банан, сырок, пластырь, бинты и т.д. Не хотелось лишний раз не вставать. В обед пришла мама и принесла еды. Покормила меня супом. . Только какой толк есть его сейчас, если на вкус все одинаково безвкусно? Да и давлюсь я едой. Она где-то около носа застревает. Сложно есть, когда нос не дышит.

Паша должен был отзвониться и сказать, когда мы поедем на перевязку. Не звонит. Я перезвонила сама – объяснил, что нужно ехать в другую больницу и перевязку будет делать, скорее всего, другой доктор. Меня это разозлило. Около 6 Паша еще был на работе. Это окончательно вывело меня из себя. У меня адски печет нос и надо убрать эти тампоны — они чересчур сильно давят внутри, а гипс — снаружи. Да еще мерили температуру: 37 ровно первые 3 дня после ринопластики. Это самая критическая температура для меня. Я становлюсь невыносимо капризной.

Мне не только бананов в шоколаде не хватает, я уже сама не знаю, что хочу. Поэтому все противно и больно.

Короче, мама пошла за машиной. Я начала собираться. Когда я спустилась вниз, там уже стояла мамина машина, и сзади подъезжал Паша. Я вышла из подъезда укутанная шарфом и прикрытая капюшоном по глаза и помахала Паше, при этом садясь в мамину машину. Он пытался спросить что-то. Мама опустила окно и сказала, что мы поедем сами, а он пусть занимается своими делами.

Ехали мы долго, и мне эта езда тяжело давалась — при каждой неровности машину дергало и это сказывалось на моем носе. Он у меня и так болел, но стал болеть еще сильнее. Когда мы приехали, было уже совсем темно. Здание мы вроде нашли — это было единственное здание с шестью этажами. Позвонили анестезиологу: он, оказывается, вышел, поэтому велел позвонить другому врачу. Тот сначала не брал трубку, но потом все же ответил, что он на перевязке и что скоро будет.

 

Ждать надоело — чувствуешь себя покинутой и ненужной. Потом пришел врач, и мы пошли в перевязочную. В общем, пластырь снимать было до слез больно. Казалось, что с ним оторвут кожу с носа. А когда вынимали вату, я думала, что из носа вместе с ватой мозги вытаскивают. И это его “будет неприятно” — очень мягкое слово. В общем, вату мне не вставляли, сказали, что могу теперь дышать так. Непривычно. Запахов много, но я не хочу их нюхать. Я прикрыла нос бинтом. Врач сказал, что это необязательно. Но я все-таки побоялась микробов. Еще одно большое облегчение — нос не распирают эти тампоны.

На удивление  хорошо спала. Рот пересыхал редко. Но к утру стала невыносимо болеть спина. Я вообще не люблю спать на спине. А с гипсом только так  и нужно. В общем, встаю я рано. Первым делом схватилась за зеркало и фотоаппарат. Так… пару фотографий для истории. С радостью заметила, что синяки начали желтеть. Но, то ли от выпитой воды, то ли  от лежания, лицо раздуло как футбольный мяч. Такое было последний раз, когда мне зуб вырывали. Я была не просто хомяком, а побитым синюшным хомяком, обмазанным салом, с торчащим волосами и свинячьими глазками. Поскольку я рассматривала себя сидя в кровати, я боялась, как отреагирует Паша, когда проснется. Наверно, крику будет… Хотя, скорее всего, уйдет на весь день.

Поскольку от отеков надо было избавляться, я заварила березовые почки и решила, что надо двигаться. Окончательно застелила кровать. И начала с уборки. Потом просмотр телевизора. Мама только звонила, но не пришла.

Почему-то часто чихалось, нос при этом болел. К вечеру нос стал чесаться и начался насморк.

Ночью спала плохо, проснулась в 6 утра, но заставила себя поспать подольше. Утром посмотрела в зеркало: вместо синяков было много желтого, но некоторые бордовые пятна остались. Лицо все еще опухшее. Щеки блестят, словно их салом намазали, как их не протирай. Не могу есть ничего кроме бананов и глазированных сырков. Нос не беспокоит. Только иногда больно колется и насморк. Еще улыбаться и широко открывать рот не могу.

 

Встала бодренько. Помыла голову. Кожа хуже, чем на обуви. Твердая и жирная, как ее не мой. Только подумать — через день мне снимут гипс! Пошла к маме, тщательно кутая нос. Там разложила шитье (люблю шить). Просидела с 3 до 9 вчера. Когда пришла домой – о, чудо! Паша был дома, но говорил по телефону. В общем, не переставая, пока я не легла спать. Каждый день мне хочется, что бы он скорее закончился. Не для того, что бы увидеть нос, а для того, чтобы сняли гипс.

Не могу поверить, что сегодня я его увижу. Целый день занималась ерундой. С 3 до 4 надо было снимать гипс. В 15.30  вышла из дома. На улице так хорошо. В клинике меня посадили в кресло как у стоматолога. Правильно, что предчувствия у меня были нехорошие. Когда снимали швы, у меня прямо слезы из глаз полились. БОЛЬНО! Словно волосы в носу рвали. Мне сказали, что я трусиха и как это я решилась на операцию. Потом снимали гипс. Я так боялась, когда мой нос трогали. А вдруг не приросло еще? Когда сняли, Юрий Иванович сказал, что носик кукольный. Я поверила. Хотя состояние было странное — ноги подкашивались. Зеркал в кабинете не было. Проходя мимо зеркала в коридоре, я глянула мельком на нос. Когда мы зашли в кабинет, там сидела женщина и разговаривала с анестезиологом. У меня перед лазами потемнело.

Меня поставили к стенке и сказали, что будут фотографировать. Сфотографировали. Потом подошел какой-то парень и Юрий Иванович сказал ему:

— Ну вот, посмотри, достойный образцовый нос.

И парень стал его рассматривать. Я попросила зеркало. Когда я это увидела, я расплакалась. Нос весь жирный, с кровью, опухший. А еще курносый и толстый. И ноздри разной формы. Я думала — там и упаду. Меня стали успокаивать, что я сама себе выискиваю дефекты, и если так станет продолжаться, то я еще много найду.  Юрий Иванович сказал прийти через неделю показать нос. Спускалась по лестнице, медленно шаркая ногами, и думала, что все…

Не знаю, что он имел ввиду под словом кукольный, но он был большой. Я, конечно, читала, что нос формируется и уменьшается, что это не то, что будет в результате, но… так хотелось. Головой я понимала, что мне столько резали, срезали и ломали, что без опухоли и отеков никак, а душой я хотела нос, каким я его представляла.

 

Я пошла в аптеку за маслом чайного дерева и ватой. Продавщица так на меня смотрела… точнее, на мой нос. Домой просто плелась и плакала. Дома съела сырок и взялась за коробку конфет. Позвонила мама, сказала, что может прийти. Когда она пришла, стало сразу легче. Она сказала, что у меня очень красивый и аккуратный носик.

Нос ночью хорошо дышал. Настроение хорошее. Утром в ванне посмотрела на нос. А что, весьма ничего. Потом помыла лицо гелем с губкой.

Жир смылся. (Я вчера накладывала маску из оливкового масла с маслом чайного дерева) То ли мне кажется, то ли кожа стала ровнее, часть прыщиков исчезла, и цвет стал лучше. Ноздри мне уже не кажутся кривыми. Правда, он опух. Но ничего. Помыла голову. Думаю, буду красивее.

А что? Весьма! Мне нравится. Спинка начала опадать, и нос приобретает форму “сапожка” — кончик носа толстый. Зато к носу можно прикасаться и он уже не болит при этом. Сегодня опять идти к доктору, видимо снимать последние швы.

Доктор, увидев меня, улыбнулся и поздоровался. Он передал мне диск с фотографиями моего носа до и после. Спросил, как нос. Заметил отек слева (там лицевую кость ломали) и сильно пожал нос. Было больно. Сказал, что отеки спадут через пол года. Потом я спросила, что конкретно он делал мне с носом. Ведь знакомые-то спрашивают. Охватило чувство гордости, что я это вынесла. Настроение просто супер. Хотелось танцевать или летать. Мне сказали показаться через 3 недели.

 

P.S. Выбирая врача , я руководствовалась многим, вплоть до запаха (я не захотела делать у одного хирурга, так как от него пахло мылом и больницей — вот такая я “блондинка”). Я учитывала впечатление, которое производят врачи, интерьер медцентра. Мне важно, чтобы, когда я лежала на столе, меня окружал мягкий свет и желтые обои теплого оттенка, а не выкрашенные синей краской стены холодной операционной. Очень важно, чтобы врач много слушал и соглашался сделать так, как ты хочешь. Я на компьютере нарисовала нос в фас и профиль, и еще взяла картинку с сайта показать, каким я хочу видеть низ носа. Ну что я хочу сказать? Меня послушали, согласились и сделали так, как Я хочу.

 

Не знаю как у других, а у меня только приятные эмоции. Надеюсь, так будет и дальше. За все время только одно плохо: бинты ужасной дрянью воняют.

Так что бояться не стоит. Если нос тревожил с детства, то сбросите кучу комплексов. Когда я его как-то вывернулась сбоку посмотреть, мне он почему-то нос тролля напомнил. Не знаю, почему тролля, я не представляю кто это. В общем, смешно, но я старалась не поворачиваться к людям боком. Мне было так неловко, когда кто-то стоял сбоку. Да и на лекциях я комплектовала. Правда, сейчас я иногда забываю, что нос другой и чувствую неловкость, но как только вспоминаю, что нос новый — сразу прилив гордости. Да, кстати,  ¾ теперь мой любимый ракурс.